Посвящается Майе С., Игорю С., Наташе Т., Петру А., Людмиле С. и всем нам, до конца сохранившим верность своим четвероногим друзьям.
Тем из вас, дорогие други мои, кто прошёл через эту боль, непонятый, осмеянный — «что ты так убиваешься? это всего лишь собака!», — хочу я сказать СПАСИБО. Спасибо, что вы есть, дорогие собратья по чувствам и по доброте. Вы, хранящие верность тем, кто был верен вам до последнего дыхания, — настоящие, надёжные и полноценные люди. В отличие от тех, кто с лёгкостью предаёт. Сегодня — свою собаку, сделав ей смертельную инъекцию, потому что нужно ехать за границу, а с ней там будет некомфортно. Завтра — своего близкого, своего друга или свою любовь, потому что так повелело их капризное самовлюблённое «я». Они не поймут нас с вами, эти люди, не поймут что такое быть верным до конца.
Помню, как лежала на полу рядом с моим старым умирающим псом и шептала ему какие-то слова, умоляя жить. И он жил, жил из последних сил, сколько мог, после трёх инсультов, старенький, ослабевший… ему было 18 лет. А его сводному брату и другу, ушедшему в иной мир за два года до этого, было 17… Может быть, когда-нибудь, в другой жизни, мы ещё увидемся с вами, дорогие мои Флинт и Маззи…
Вы помните, ведь помните эти стихи Рождественского? —
Лапа моя, лапа,
Носа моя, носа,
Я научусь плакать
Тихо и безголосо.
Я научусь думать
Много и без истерик,
Гордость запру в трюмы
И научусь ВЕРИТЬ!
Чуда моя, чуда,
Рада моя, рада,
Хочешь, с тобой буду
Весь выходной рядом?
Хочешь, прижмись с лаской
Мокрым своим носом.
Хочешь про снег сказку?
Только ЖИВИ, пёса!
Они как молитва — «только ЖИВИ»! Но друзья уходят… Собачий век короток. И, может быть, лучше, что они уходят раньше нас… Так им легче. А нам тяжелее, конечно.
Но пусть.
И когда душат слёзы от бессилия вечной разлуки, я беру и читаю это «письмо-завещание»:
«ЗАВЕЩАНИЕ ГОРЯЧО ЛЮБИМОЙ СОБАКИ.
Я, Silverdene Emblem O’Neill, известный друзьям и знакомым как Блеми, чувствуя тяжесть прожитых лет, и сознавая приближение смерти, кладу настоящее завещание в тайник памяти моего Хозяина. Он не будет знать о нем до тех пор, пока в скорбные минуты одиночества после моей смерти, он внезапно не вспомнит о нем. В память обо мне я прошу Его навсегда запомнить это завещание.
Мне нечего завещать ему. Собаки мудрее людей. Они не собирают сокровищ земных, теряя при этом сон из-за мыслей о том, как сохранить приобретенное, и как приобрести еще больше.
Мне нечего оставить Ему кроме моей любви и верности. Эти ценности я завещаю всем, кто любил меня и особенно моим Хозяину и Хозяйке, которые, я знаю, будут оплакивать меня больше всех.
Я прошу моего Хозяина и мою Хозяйку помнить меня всегда, но не скорбеть обо мне слишком долго. При жизни я старался быть утешением для Них в минуты горя и привносить больше радости в дни счастья. Я не хочу быть причиной Их страданий и после моей смерти.
Пусть Они помнят, что благодаря Их любви и заботе обо мне, я прожил такую счастливую жизнь, какую только может прожить собака, но к закату ее я ослеп и оглох, и даже не чуял кролика у себя под носом, что унижало меня и задевало мою гордость.
Настало время прощаться, пока я не стал бременем для тех, кто любит меня. Я чувствую, что радость жизни покинула меня.
Мне жаль расставаться с Ними, но не с жизнью. В отличии от людей, собаки не боятся смерти. Мы принимаем это как часть жизни, но не как чужеродную и страшную вещь, жизнь уничтожающую. Кто знает, что ждет там, после смерти?
Я верю, что там есть Рай. Где каждый навечно юн и полон сил, где все резвятся дни напролет, и каждый час время обеда, где длинными вечерами в миллионах каминов потрескивают дрова, а собаки собираются вокруг, что бы задумчиво глядя на огонь, вспоминать старое доброе время на земле и любовь своих Хозяев.
Я боюсь, что это слишком хорошо даже для такой собаки как я. Но, по крайней мере, меня ждет покой. Покой и отдых для моего усталого сердца и старых костей, и вечный сон в земле, которую я так любил.
Может быть, так оно и лучше.
Мое последнее требование. Я слышал слова моей Хозяйки: После смерти Блеми, мы не заведем другую собаку потому, что я никого больше не смогу любить как его.
Я прошу ее, в память любви ко мне взять другую собаку, иначе это будет плохой памятью обо мне. Я хочу знать, что после общения со мной, она не может жить без собак!
У меня нет завистливой и мелкой душонки. Я убежден, что большинство собак — хорошие, хотя мой наследник вряд ли будет так же любим, и уж точно не будет таким воспитанным, красивым и авторитетным, каким я был в свои лучшие дни.
Не просите невозможного, мои Хозяева. Но он постарается не посрамить мою память, и несмотря на все его неизбежные недостатки, ему я завещаю свои ошейник, поводок, плащик и пальтишко.
Пусть он и не сможет носить их с моим достоинством, но, по крайней мере, и не будет выглядеть неотесанным. Тем самым я желаю ему счастья в моем старом доме.
И на прощание, мои дорогие Хозяйка и Хозяин. Когда бы Вы ни пришли на мою могилу, скажите со скорбью и с радостью в сердце: «Здесь покоится тот, которого любили, и который любил».
Я услышу это в своем вечном сне, и даже смерть не помешает моему духу благодарно вильнуть хвостиком.
Я буду вечно любить Вас так, как может любить только собака.»
(by Eugene O’Neill)
Моя подруга не поехала в отпуск. Умирает её старая собака. Подруга ухаживает за ней, заботится, чтобы последние дни её старого друга прошли в любви, без боли.
Я редко доверяю людям — многие из них способны на ложь и предательство.
Я доверяю собакам — они не способны на подлость.
Я доверяю людям, которые не предают своих собак.
Держись, подруга, будет трудно.
Дай Бог тебе сил и терпения.
Дорогая моя, послушай,
где-то там, в беззвёздной дали,
отдыхают собачьи души,
отлетевшие от земли.
Ты сидишь под седой берёзой.
Свежий холмик, под ним твой друг.
Плачь, родная, пусть эти слёзы
Завершат его честный круг.
Жизнь пойдёт своим чередом…
Но за радугою-дугою
Есть, я знаю, их вечный дом —
Рай собачий, иль что другое…
И живёт во мне убежденье,
Что испившим чашу до дна,
Как великое награжденье
Будет встреча разрешена.
С любовью ко всем вам…
